Хаим Соколин: Мой внук Дан-Герц

Дан-Герц родился в Израиле. Второе имя получил в память моего отца, который умер в России незадолго до его рождения. Он рос очень наблюдательным мальчиком, склонным к философским рассуждениям. Эта черта проявилась у него уже в раннем детстве, когда он только начал говорить. С годами Дан-Герц стал обнаруживать ещё и здравый смысл, а также хорошее чувство юмора… Прошло много лет. Дан-Герц окончил школу, служил и воевал в инженерном спецназе, получил диплом с отличием юридического факультета, стал адвокатом. Я собирал и бережно хранил все эти годы эпизоды из его детства, о которых сам Дан-Герц давно забыл.

Дедушка, зачем ты приехал?

Когда Дану было полтора года, мы с женой уехали на несколько лет в Канаду. Через год вернулись в Израиль в отпуск. Разница во времени между провинцией Альберта, где мы жили, и Израилем составляет десять часов. Мне потребовалось несколько дней, чтобы приспособить свои «биологические» часы к смене дня и ночи. Первое время я спал днём и бодрствовал ночью. Жена, в отличие от меня, сразу же вошла в новый ритм и не испытывала никаких проблем со временем.

В первую же ночь, сидя с книгой в салоне, я услышал на кухне какие-то странные звуки, похожие на перезвон металлической посуды. Утром спросил у дочери, что это такое.

– Мыши завелись, – сказала она. – Днём их не слышно, а ночью бегают по кастрюлям. Мы мышеловку поставили, но ни одна не попалась.

Ночью я устроил на кухне засаду. Закрыл дверь и притаился со шваброй в темноте. Вскоре задребезжала посуда и началась мышиная возня. Включив свет, я увидел двух мышек, бросившихся под шкафчик. Одна из них не выдержала поединка со шваброй, а другая успела юркнуть в норку и затихла. Утром я торжественно продемонстрировал убитую мышку в пластиковом мешочке и выбросил её в мусорный контейнер. На следующую ночь история повторилась, и вторая мышка последовала за первой.

За завтраком Дан, которому было тогда два с половиной года, вдруг стал комментировать событие.

– Дедушка, я не понимаю, зачем ты к нам приехал. Вот бабушка помогает маме, обед готовит, мне сказки читает, забирает меня из садика. А что ты делаешь? Днём спишь, а ночью мышей ловишь. И для этого ты приехал?

Молочный зуб

Однажды в возрасте четырёх лет Дан пришёл из детского сада и объявил, что больше не будет кушать свои любимые куриные котлеты.

– Ма питом? (что вдруг?) – спросила мама.

– Ганенет (воспитательница) сказала, что тот, кто мешает мясное с молочным, нарушает Закон.

– Но я не даю тебе мясное вместе с молочным.

– Сегодня приходил рофе-шинаим (зубной врач) и делал проверку. Он сказал, что у меня молочный зуб шатается, скоро выпадет. Молочным зубом нельзя есть мясное. Надо подождать.

– Это тебе рофе сказал?

– Он не сказал, но я так думаю.

Узколицые

В девятилетнем возрасте Дан выдвинул собственную антропологическую гипотезу. Дело было так.

Наша семья собралась вместе на Рош ħа–Шана (еврейский Новый год). За столом речь зашла о модной тогда теории профессора антропологии Яира Бен-Давида из Тель-авивского университета, согласно которой одной из наиболее стойких генетических особенностей еврейского народа является узкое лицо. Эта особенность якобы сохраняется на генетическом уровне и передаётся через много поколений даже тогда, когда евреи, родившиеся в странах диаспоры, претерпевают антропологическую трансформацию и становятся широколицыми. Бен-Давид утверждал, что дети широколицых европейских и американских родителей, родившиеся в Израиле, вновь становятся узколицыми, как и их далёкие предки. Более того, если эти родители потом опять возвращаются в прежние страны, то там у них снова рождаются широколицые дети. Автор теории ссылался на большой статистический материал, якобы подтверждавший его выводы. Причиной столь необычного феномена, по Бен-Давиду, являются будто бы климатические условия.

Я выразил сильное сомнение в правильности этой теории. Дан внимательно слушал. Потом, когда, видимо, решил, что достаточно уяснил суть разговора, он вдруг возразил мне с нарочитой серьёзностью.

– Ты, дедушка, неправ. У нас в стране дети, действительно, узколицые. И я знаю, почему это так. Когда тинок (младенец) появляется на свет в Израиле, он только откроет глаза, посмотрит вокруг, увидит весь этот балаган и сразу хватается за голову: «Ой, вой-вой, куда я попал!» И от страха так стискивает руками лицо, что оно становится узким на всю жизнь.

Дан сдавил ладонями лицо и уморительно показал, как это происходит.

Если бы профессор Бен-Давид услышал гомерический хохот, раздавшийся в нашей квартире, то добавил бы ещё один стойкий генетический признак – умение евреев смеяться над собой…

Угадал!

В десять лет Дан решил, что станет адвокатом. Я спросил, знает ли он что-нибудь об этой профессии.

– Конечно, знаю, – самоуверенно ответил он. – У нас на уроке истории был суд над Моше Рабейну (Моисей), и я был его адвокатом. И мора (учительница) сказала, что я всё говорил правильно.

– Какой суд? – не сразу понял я.

– Ну, помнишь, когда Моше ударил посохом по камню и из-под земли пошла вода. А Бог велел ему сделать не так. Он должен был сначала обратиться к Нему с просьбой о воде. И тогда Бог сотворил бы чудо. А так получилось, что Моше сам сделал это, без помощи Бога. И за это его судили. А я его защищал. Ну, это просто была такая тема на уроке.

– Ну, раз так, – сказал я, – то расскажу тебе судебный случай из жизни знаменитого русского адвоката Плевако. А ты мне скажешь, как бы ты сам поступил на его месте, как бы защитил обвиняемого и спас его от наказания.

И я рассказал об известном судебном процессе, в котором Плевако защищал приходского священника, запускавшего руку в церковную кружку.

Я объяснил Дану, что такое церковная кружка и в чём состояла вина священника. Сказал, что он служил в церкви уже двадцать лет и что одной из его обязанностей было отпущение грехов. Объяснил, конечно, что такое «отпущение грехов».

– А самое главное, – добавил я, – что вся речь Плевако состояла из двух фраз. И их оказалось достаточно, чтобы суд оправдал священника. А теперь попробуй угадать, какие это были фразы.

Минут десять Дан молчал, обдумывая разные варианты. Потом сказал, что готов попытаться ответить на вопрос.

– Я бы сказал так: – начал он не очень уверенно, – этот священник двадцать лет прощал вам ваши грехи. Неужели вы не простите его грех?

Я был потрясён. Именно это сказал Плевако!

– Ну, а что твой Плевако сказал? – с нетерпением спросил Дан.

– То же, что и ты.

– Правда?

– Правда.

– Ура, я угадал! – с детской непосредственностью воскликнул Дан. «Немного больше, чем просто угадал» – подумал я…

***

Недавно Дан, в качестве адвоката крупной промышленной компании, выиграл свой первый судебный процесс, который тянулся шесть лет до того, как дело было передано ему.

2008 г

Хаим  Соколин