Гаагский суд и неоправдавшиеся надежды

Прошло уже больше чем полтора года с тех пор, как правительство Украины подало в Международный уголовный суд (далее ― МУС) заявление, указав, что Украина признает юрисдикцию МУС в «расследовании совершения преступлений против человечности высшими должностными лицами государства, которые привели к особо тяжким последствиям и массовому убийству украинских граждан во время мирных акций протеста, имевших место в Украине в период с 21 ноября 2013 года по 22 февраля 2014 года» (заявление Верховной Рады Украины от 25 февраля 2014 года № 790-VII, далее ― заявление № 790-VII). О содержании этого заявления и предоставленной украинской стороной доказательной базе поговорим позже. Пока остановимся на материальном праве, которым руководствовались украинские парламентарии, голосуя за признание юрисдикции МУС ad hoc на территории Украины.

В соответствии с Римским статутом Международный уголовный суд учрежден как постоянный орган, уполномоченный осуществлять юрисдикцию в отношении лиц, ответственных за самые серьезные преступления, вызывающие обеспокоенность международного сообщества и указанные в данном Статуте. МУС должен дополнять национальные системы уголовного правосудия.

Римский статут Международного уголовного суда от 17 июля 1998 года с последующими изменениями, вступивший в силу 1 июля 2002 года, ратифицировали более 120 государств, в том числе более 40 государств Европы. Такие страны, как США, Китай и Российская Федерация, к Римскому статуту не присоединились и не признали юрисдикции Международного уголовного суда. А Украина Римский статут подписала еще 20 января 2000 года, но до сих пор так и не ратифицировала.

Дело в том, что этот документ противоречит Конституции Украины. Конституционный Суд Украины в Заключении от 11 июля 2001 года № 3-в/2001 признал Римский статут Международного уголовного суда таким, который «не соответствует Конституции Украины, поэтому присоединение к настоящему Статуту согласно части второй статьи 9 Конституции Украины возможно только после внесения в нее соответствующих изменений».

Важно и то, что Соглашение об ассоциации между Украиной и ЕС было ратифицировано со следующим заявлением: «Обязательства Украины, следующие из статьи 8 Соглашения, о ратификации Римского статута Международного уголовного суда 1998 года будут выполнены после внесения соответствующих изменений в Конституцию Украины». То есть, подписав политическую часть Соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС, нынешняя власть тем самым подписалась и под безоговорочным признанием Международного уголовного суда (Гаагский суд) наднациональным органом правосудия в Украине, нивелируя положения Основного Закона Украины и сужая полномочия судебной ветви власти в стране.

Следует отметить, что планом законодательного обеспечения реформ в Украине, одобренным постановлением Верховной Рады Украины от 4 июня 2015 года № 509-VІІІ, предусмотрены подготовка и принятие законопроекта «О ратификации Римского статута Международного уголовного суда» в течение трех месяцев после внесения необходимых изменений в Конституцию Украины. Почему же эти изменения в Конституцию так и не внесены?

Еще в начале этого года в парламенте был зарегистрирован законопроект «О внесении изменений в статью 124 Конституции Украины» (регистр. № 1788 от 16.01.2015), которым предлагается дополнить статью 124 Конституции Украины частью шестой следующего содержания: «Украина может признать юрисдикцию Международного уголовного суда на условиях Римского статута Международного уголовного суда». И лишь спустя более чем полтора года после подписания Соглашения об ассоциации с ЕС, 25 ноября 2015 года, президент Украины внес на рассмотрение Верховной Рады еще один проект Закона Украины «О внесении изменений в Конституцию Украины» (регистр. № 3524 от 25.11.2015). Причем этот документ предусматривает признание юрисдикции МУС, предположительно, только в 2019 году. Как видим, власть не торопится ратифицировать Римский статут.

Поскольку изменения в Конституцию Украины в этой части не приняты, с февраля 2014 года мы наблюдаем нарушение не просто законодательства, а Основного Закона Украины.

Римский статут ― это международный договор, став стороной которого Украина признает юрисдикцию МУС на своей территории. Видимо, во власти боятся, что, если речь пойдет о военных преступлениях во время вооруженного противостояния на Донбассе, действия некоторых ее представителей могут стать предметом правовой оценки со стороны МУС.

Кроме того, в соответствии со статьей 5 Римского статута Международного уголовного суда юрисдикция Суда ограничивается самыми серьезными преступлениями, вызывающими обеспокоенность всего международного сообщества. Суд обладает юрисдикцией в отношении преступлений геноцида, преступлений против человечности, военных преступлений. В будущем предметом юрисдикции МУС может стать преступление агрессии. К слову, в правовой природе не существует решения президента (и. о. президента) об использовании вооруженных сил в связи с вооруженной агрессией, как того требует Конституция Украины, равно как и отсутствует постановление Верховной Рады Украины, которым такое решение президента должно быть утверждено (пункт 9 часть 1 статьи 85 Конституции Украины). А значит, проблемным может стать и вопрос, как квалифицировать вооруженный конфликт на Донбассе.

Учитывая то, что МУС дополняет национальные органы уголовной юстиции в отношении указанных преступлений, в соответствии со статьей 17 Римского статута Международного уголовного суда этот Суд будет расследовать преступления только в случае, если дело является достаточно серьезным и власть государства не желает или не в состоянии расследовать и привлечь к ответственности лиц, обвиняемых в их совершении.

Статут не исключает передачу под юрисдикцию Гаагского суда подобных преступлений при условии, что указанное государство является местом совершения этого преступления или государством, гражданин которого является лицом, обвиняемым в совершении преступления.

Изучив доказательную базу, предоставленную Украиной вместе с заявлением Верховной Рады Украины № 790-VII, МУС решил, что данных фактов для квалификации действий как преступлений против человечности недостаточно. И здесь возникает очередной вопрос: может, установление виновных  должно осуществляться под юрисдикцией Генеральной прокуратуры Украины совместно с СБУ? И для этого целесообразно создать национальную прокурорскую структуру по расследованию преступлений, которые могут быть переданы под юрисдикцию МУС?

Сама по себе волокита с установлением истинных обстоятельств дела о расстреле демонстрантов и выявлением конкретных виновников гибели людей с обеих сторон гражданского противостояния ― более 100 представителей демонстрантов и 26 работников милиции, в том числе 16 офицеров ― вызывает сомнение в правдивости информации, исходящей от провластных структур. Заявляя на весь мир о жертвах, власть молчит о непосредственных исполнителях ― тех, кто расстреливал людей, равно как и не дает квалифицирующих признаков имевшего место морального и физического террора (достаточно вспомнить небезосновательно появившуюся и распространяемую в обществе информацию о наличии третьей стороны, причастной к гибели (расстрелу) участников противостояния с обеих сторон на улице Институтской 19−20 февраля 2014 года).

Безусловно, при такой субъективности и одностороннем подходе украинской власти прокурор МУС не имел правовых оснований начать уголовное производство. В итоге по прошествии полутора лет украинская власть по-прежнему обещает обществу, что виновные предстанут перед судом. Обещает, но результатов как не было, так и нет. И вышеуказанные обстоятельства не дают надежды на то, что истина будет установлена. Это наводит на мысль, что имеет место некая надуманность заявленных преступлений или, что еще хуже, сокрытие реальных исполнителей.

Не дождавшись решения МУС по поводу первого заявления, почти через год Верховная Рада Украины утвердила второе заявление. На этот раз ― с просьбой распространить юрисдикцию МУС в Украине относительно «совершения преступлений против человечности и военных преступлений высшими должностными лицами Российской Федерации и руководителями террористических организаций «ДНР» и «ЛНР», которые привели к особо тяжким последствиям и массовому убийству украинских граждан, начиная с 20 февраля 2014 года и по настоящее время» (от 4 февраля 2015 года № 145-VIII), ссылаясь на невозможность защитить украинских граждан на территории так называемых ДНР и ЛНР. И вновь ― Заключение прокурора МУС о недостаточности фактов, которые позволили бы квалифицировать указанные действия как военные преступления и преступления против человечности и принять дело в производство.

Кроме того, обращают на себя внимание даты принятия заявлений Верховной Радой (25 февраля 2014 года и 4 февраля 2015 года) и даты принятия их на рассмотрение МУС (17 апреля 2014 года и 8 сентября 2015 года в соответствии с информацией в отчете прокурора МУС о предварительных расследованиях 2015 года от 12 ноября). Напрашивается вопрос: почему, несмотря на наличие диппредставительства в Нидерландах, за вычетом одного месяца на пересылку по не дипломатическим, судя по всему, каналам, документы в МУС передавались так долго? Не иначе как для достижения определенного политического эффекта. Ведь выполнять условия Соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС надо. Как, впрочем, и избежать правовых последствий за их невыполнение.

Такая «правовая культура» украинской стороны обоснованно стала следствием отчета прокурора МУС, в котором указывается на недостаточность доказательной базы для квалификации преступлений как военных и преступлений против человечности. И иного ожидать не приходится.

Хотелось бы отметить, что в заключительной части отчета прокурор МУС акцентировал внимание на международной катастрофе ― сбитом над территорией Украины малазийском лайнере. При этом он отметил, что Офис прокурора предварительного расследования будет внимательно следить за прогрессом и выводами национального и международного следствия относительно инцидента со сбитым МH17 в июле 2014 года.

Сколько шума было по поводу обращения Украиной в МУС ― и что же? Эффект нулевой. И дело не в Гаагском суде, дело в самой Украине. Власть должна самостоятельно провести расследование, установить виновных, а не перекладывать свою обязанность на международные институты, в частности МУС, который может дополнить национальную систему уголовного правосудия, но не подменять ее.