Доцент кафедры востоковедения Наталья Стапран — о мировой интеграционной активности 2015 года.

В 2015 году крупнейшие экономики мира — США и Китай — с удивительной оперативностью и целеустремленностью начали воплощать в жизнь планы по экономическому «захвату» Азиатско-Тихоокеанского региона -своего рода интеграционные блицкриги в формате американского проекта Транстихоокеанского партнерства (ТПП) и китайской инициативы «Один пояс, один путь» (ОПОП).

И по географическому охвату, и по форме, и по содержанию китайский и американский проекты сильно отличаются друг от друга. Но очевидно, что целью обоих является расширение и закрепление зоны экономического влияния страны-инициатора прежде всего в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР). Хронология событий 2015 года свидетельствует о том, что США и Китай в своей интеграционной активности действуют с постоянной оглядкой друг на друга.

Еще в январе многие эксперты не верили в то, что противоречивый и амбициозный американский проект Транстихоокеанского партнерства может быть реализован. Главным препятствием на его пути были, казалось бы, неразрешимые противоречия между двумя основными участниками — США и Японией, и мало кто верил, что они смогут договориться. Также мало кто до 2015 года обращал серьезное внимание на выдвинутую еще в 2013 году Си Цзиньпином идею создания нового «Экономического пояса шелкового пути» на пространстве Центральной Азии и Азиатско-Тихоокеанского региона.

Однако в конце марта 2015 года слова китайского лидера превратилась в официальную концепцию «Один пояс», один путь», состоящую из двух основных частей — сухопутного «Экономического пояса шелкового пути» (ЭПШП) и «Морского шелкового пути» (МШП) — и потенциально предполагающую участие около 60 стран евразийского континента.

Одновременно Китай завершает — без участия США — создание двух институтов финансовой поддержки проекта «Один пояс, один путь»: Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (АБИИ) и Фонда Шелкового пути. Глобальный масштаб китайской инициативы особенно остро начинает ощущаться, когда к АБИИ присоединяются европейские страны-партнеры США-Великобритания, Германия, Франция. Со всеми этими странами США ведут переговоры о создании Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства (TTIP), аналога ТТП в западном полушарии.

Активность Китая заметно стимулирует переговорный процесс в рамках ТТП. Администрация американского президента просит Конгресс согласиться на ускоренную процедуру согласования текста соглашения о ТТП (так называемый fast track).Это предложение получает поддержку сенаторов — особенно после вдохновенного выступления в Конгрессе японского премьер-министраСиндзо Абэ, агитировавшего американских законодателей поддержать создание ТТП. Одновременно Барак Обама впервые открыто заявляет, что не позволит Китаю диктовать правила игры в мировой экономике.

В то же время в начале мая китайский и российский лидеры заявляют о готовности к сопряжению концепции «Экономического пояса шелкового пути» с деятельностью Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Это, с одной стороны, закрепляет географию действия китайской инициативы, а с другой, демонстрирует готовность Китая обсуждать конкретные правила и условия ведения торговли (основная задача ЕАЭС). Несмотря на явную заинтересованность Китая в заключении договора о зоне свободной торговли со многими потенциальными участниками ЭПШП, тема либерализации торговли отдельно не выделялась китайским руководством в контексте концепции «Один пояс, один путь», а основное внимание отводилось прежде всего развитию инфраструктуры. Летом 2015 года Китай подписывает целый ряд двусторонних соглашений с потенциальными участниками концепции «Экономический пояс шелкового пути» (Казахстан, Белоруссия, Армения), тем самым начиная практическое воплощение в жизнь концепции ЭПШП.

Параллельно Китай стремится активизировать работу в рамках переговорного процесса о Всеобъемлющем региональном экономическом партнерстве (ВРЭП), ядром которого является группировка АСЕАН, а идеологическим локомотивом — Китай[1].

Именно этот проект часто называют антиподом ТТП, что не совсем верно. Сам по себе ВРЭП- не конкурент ТТП, так как фактически является гораздо более простым по сравнению с ТТП соглашением о свободной торговле. Но ситуация меняется, когда ВРЭП начинают упоминать в качестве составной части «Одного пояса, одного пути», особенно его «морской» части. Потенциальное заключение ВРЭП могло бы значительно усилить китайскую инициативу, наполнив конкретным институциональным содержанием прежде всего морскую составляющую ОПOП. Однако, несмотря на активизацию переговорного процесса с АСЕАН в целом, Китай наталкивается на жесткое сопротивление со стороны Японии, которая на фоне системного политического противостояния с КНР делает свой выбор в пользу американского проекта.

Помимо Японии, еще шесть стран одновременно являлись участниками обоих переговорных механизмов (Австралия, Новая Зеландия, Сингапур, Малайзия, Вьетнам, Бруней), и все они вместе с другими пятью участниками (США, Канада, Мексика, Чили, Перу) 5 октября предпочли оперативно заявить о завершении переговоров о Транстихоокеанском партнерстве, закрепляя за собой право диктовать правила игры в глобальной экономике. Завершение переговоров временно приостановило возможность подключения новых участников до момента вступления соглашения в силу, оставив за бортом как минимум еще пять стран, открыто заявивших о своем желании присоединиться к ТТП (Южная Корея, Филиппины, Таиланд, Индонезия, Тайвань).

Многие поспешили окрестить ТТП антикитайским проектом, однако представляется, что на данном этапе говорить об экономической изоляции Китая преждевременно. Китайская концепция «Один пояс, один путь» и Транстихоокеанское партнерство напрямую не противоречат друг другу. Китай официально приветствовал завершение переговоров по ТТП, тем самым оставив за собой право присоединиться к соглашению, а Джон Кэрри даже официально озвучил приглашение. Американские эксперты, в свою очередь, усматривают ряд новых возможностей для американского бизнеса в контексте китайской инициативы «Один пояс, один путь».

Несмотря на то, что в ноябре был обнародован текст, само Соглашение о ТПП еще не подписано и не ратифицировано, а следовательно, даже если все формальные процедуры пройдут успешно (что вызывает сомнения, учитывая серьезное сопротивление даже в самих США), оно вступит в силу не раньше, чем через полтора-два года. За это время Китай имеет возможность довести до логического завершения переговорный процесс рамках ВРЭП и реализовать практическое наполнение концепции ЭПШП.

В данной ситуации Китаю очень выгодно подчеркивать изначально разную природу Транстихоокеанского партнерства и китайской инициативы «Один пояс, один путь». И действительно, если ТТП — это скорее попытка установить новые глобальные правила игры в мировой торговле, то китайский проект — это яркая иллюстрация популярной сейчас в Азии концепции «взаимосвязанности», которая предполагает все возможные виды взаимодействия и сотрудничества. Несмотря на то, что со многими из стран у Китая уже есть действующие зоны свободной торговли, вопросам торговой либерализации в рамках проекта «Один пояс, один путь» уделяется далеко не первостепенное значение, а приоритет отдается практическим инфраструктурным и транспортным проектам.

В декабре всем казалось, что на интеграционной ниве в 2015 году уже не следует ждать неожиданностей, однако именно в этот момент в битву за интеграцию неожиданно для всех включается Россия, предлагая свой проект экономического партнерства в формате ЕАЭС-ШОС-АСЕАН.

Нестандартность российского интеграционного предложения, помимо глобальности географического охвата, заключается в том, что, будучи заявленным как «наш ответ» ТТП, оно изначально не предполагает снижения пошлин, а якобы направлено на взаимную защиту инвестиций, согласование технических стандартов, открытие доступа на рынки, объединение рынка услуг. Подобный подход вызвал явную настороженность со стороны Китая, так как, во-первых, Китай категорически не стремится противопоставлять себя Западу, а во-вторых, пока не совсем ясно, как новая российская инициатива будет сосуществовать с их собственным проектом «Один пояс, один путь».

Также возникает другой важный вопрос: возможно ли без либерализации торговли добиться интеграционных результатов с теми странами, которые уже давно живут по правилам свободной торговли (например, зона свободной торговли между Китаем и АСЕАН существует с 2003 года)? На площадке ШОС Россия последовательно избегала обсуждения экономических вопросов, тем самым блокируя активность Китая в этом направлении. Удастся ли России и дальше следовать этой логике, если к процессу в рамках ШОС подключатся два торговых блока — ЕАЭС и АСЕАН, для которыхторгово-либерализационная повестка является ключевой? Не превратиться ли новое партнерство в очередной инструмент усиления китайского влияния в регионе? Пока эти вопросы остаются открытыми.

Таким образом, 2015 год запомнится как год высокой интеграционной активности, положившей начало формированию новых не только региональных, но и глобальных механизмов и правил экономического взаимодействия. Несмотря на то, что критики часто называют Транстихоокеанское партнерство и инициативу «Один пояс, один путь» геополитическими проектами США и Китая, нужно четко осознавать, что за обоими проектами стоят очевидные интересы китайского и американского бизнеса, именно это обеспечивает скорость и успешность их реализации.

В этой связи России также очень важно выстраивать собственную интеграционную повестку, в первую очередь ориентируясь на собственные экономические интересы, объективно оценивая свои возможности и извлекая максимум пользы из уже существующих интеграционных механизмов.

1. Участниками переговорного процесса ВРЭП являются 10 стран АСЕАН, Япония, Южная Корея, Китай, Австралия, Новая Зеландия и Индия